Трус и воля - Юрий Аленко

Трус и воля

Юрий Аленко

© Юрий Аленко, 2017

ISBN 978-5-4483-5581-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Крым. Лето 1954

Море всегда таило в себе неожиданность, она привыкла. Вот и сейчас творилось нечто непонятное. Мир, такой светлый и добрый, вдруг показал зубы: к её отцу подошли двое крепко сбитых парней.

Папа прошел войну. Темы о войне были редкостью в их семье, но от тем этих не отмахивались.

Разговор двух парней и её папы, было видно, приобретал острый характер, острый, как кинжал, который отец всегда носил при себе. Но это когда был в форме, сейчас на нем, кроме парусиновых брюк, сандалий и футболки, не было ничего.

Вика осмотрелась, примечая возможное орудие, и увидела. Это редкость на пляже, но среди камней лежала почти сухая ветка. Ее главное достоинство – острый кончик.

Отец в конфликте отступал, уводя хулиганов от малолетней дочери. А Вика схватила дрын и бросилась на парней. Те явно не ждали такой активности, так что, один из них вскоре держался за разорванную щеку, а второй пытался увернуться от дрына. Девочка, нанесшая первому страшную рану острой палкой, пыталась дотянуться и до второго. Сомнений в том, что малолетка готова изуродовать, не было, и оба пустились наутек.

Отец с удивлением смотрел на дочь. А Вика, не выпуская своего орудия из рук и озираясь в поисках нападавших, наконец, опустила палку и, волоча за собой, подошла к отцу.

– Вика, доченька! – поднимался Павел Семенович – Как ты смогла?

– Но они тебя толкнули, папа! Как же мне можно было по-другому?

Явление героя

Папа у Пашки офицер. Он кому-то подчинялся, а солдаты – подчинялись ему. Но пацана это не занимало. Папа не каждый день дома. И Пашке дома было неинтересно.

Интересно наблюдать за ящерками, интересно ловить их, а иной раз какая-нибудь оставляла у Пашки в руке свой хвост. Это было в жаркий солнечный день в горах, куда поехали с папой и мамой.

А потом ему исполнилось 5 лет, и мама спросила: что тебе подарить? Можно было выбирать между заводным водным катерком и набором конфет со странным названием «Ассорти». Мама сказала: Я знаю, ты мечтал о катере, но к тебе придут гости, и конфеты порадуют гостей. А катерок порадует тебя одного. И он понял, что надо выбрать конфеты.

Однажды папа задержался утром и не сразу пошел в полк. Сыну же в ответ на вопрос, куда он пойдет, махнул рукой в сторону. Паша стал ждать.

Мама на работе у себя в больнице. Где это, сын не представлял. А папа точно махнул рукой, значит, в той стороне его можно было найти. Ждать не хотелось, и Пашка пошел в том направлении.

Это была проезжая часть дороги. Он все шел и шел, никуда не сворачивая. Мысли повернуть назад не приходило в голову – позади не было папы. Ноги уже устали, но он продолжал идти.

А потом его обогнала машина – армейский джип, она затормозила, из нее выскочил папа и бросился к сыну. Подхватил на руки и стал подбрасывать и ловить, смеясь.

Потом папа посадил его в машину, сел сам и велел шоферу ехать. Малышу он сказал: «Больше так никогда не делай, ладно?» – «Как?» – «Ну, ты же ушел, а мы никто не знаем, куда и зачем?» – «Но, папа, ты же показал, куда пойдешь!» – «И что?» – «И я пошел тебя искать» – «Ну, и что, нашел?» – «Нашел. Ты же – вот он!»

И папа снова засмеялся…

И все-таки Пашка всегда делал так, как ему казалось нужным.

Жадность

От мальчика исходил свет. Волосы светлы, на лице неизменная улыбка, демонстрирующая миру расположение. Родители Паши кандидатуру в друзья одобряли. И ведь вот зараза: узнал адрес и стал наведываться! Но Пашу именно Леша и не устраивал. Категорически. Почему? Не нравился! И всё!

У них своя компания. Пацанам по 12 лет (Леше – тоже). Они курили втихомолку по разным закоулкам. Сигареты и папиросы в свободной продаже в широком ассортименте в магазинах. Впрочем, ходить не далеко. Цены доступные, от 8-ми копеек. Самым лакомым были сигареты «Друг» с золотым ободком, однако и стоили 45 копеек. Курить такие знак принадлежности свету.

Леша не принимался. Курить не курил (мама не разрешала), но и не чурался курящих. Тем не менее. Не нравился!

И вот они собрались однажды вместе: Сашка Якимов, Севка Вышенский, Пашка Аленков, Валька Малахов, Генка Коротков, Серега Дмитришин и Леша. Леша со своей не сходящей с лица улыбочкой стоял напротив компании. Паша вышел на круг и прочитал:

«…и не привязывайся к нам, а то получишь по мозгам!»

Выглядело талантливо. Почти Пушкин. И Леша – как граф Воронцов. У Сашки было бы лучше, но Сашка добрый и вряд ли стал бы писать такое товарищу.

Расстались. Компания сама по себе (сигареты, вино, в дальнейшем – водка), Леша – сам по себе. Что с ним стало, бог весть, но человек порядочный не меняется в качестве.

В грядущей юности Паша оказался влюбленным, и в этом состоянии брел по жизни сомнамбулически. Претензии на внимание с его стороны отвергал с презрением. Какая-никакая девчушка пыталась пристать к нему, сидя рядышком в кинотеатре, но он кривил губы и не отвечал. Однажды очаровательная ровесница, имеющая несчастнейший вид, пыталась его соблазнить предложением дружбы. Звали неприятным именем Галя! И он, не забывая о своем чувстве к другой, уклонился, сжимая зубы.

Зачем? Это ли не жадность? Жалко себя, своей души? Или ее не доставало?

Но если души мало, открывать жалко?

О моей несбывшейся любви

Есть такое качество, называется «не могу не писать!» По ночам не спишь, порываясь к столу и тексту. Однажды сподобился, сел и стал писать…

Ближе к концу 1966-го я пошел на вечер, посвященный годовщине Великого Октября (а было мне тогда 17 лет, учился на первом курсе в Политехническом). Как-то не хотелось идти, но друзья вытащили.

В клубе Политехнического со сцены читали стихи, потом показывали какие-то мизансцены. Дошло дело и до танцев – их ждали с нетерпением. В то время самой популярной была музыка Битлз, а танцевали кроме танго и фокстрота – твист и шейк. Зазвучало танго и мои друзья разошлись в поисках партнерш. А я увидел ее.

Среди толпы для меня выделялась тоненькая фигурка на вид невзрачной девушки, но было в ней что-то потянувшее.

Когда бы заранее выработал в себе подобающее случаю нахальство, подойдя и получив согласие потанцевать, просто прижал бы к груди! Какое сладкое ощущение – прижатая грудь девушки, да еще когда она тебе так нравится! В мечтах, а на деле такое робкое прикосновение, от которого в груди сладко замирает.

– Как вас зовут?

– Валерия. А вас?

– Юра.

Познакомились. В конце танца спросил, можно ли Валерию проводить? Она согласилась. И началась зимняя сказка.

Когда был с ней рядом, то не всегда мог обратиться по имени. Валерия красивое имя, но обращаться далеко не всегда казалось удобным. А спросить, как можно называть еще, не догадывался. Впрочем, впереди оказалось всего четыре вечера. Но с тех пор на долгие-долгие годы улыбка Валерии светила мне!

Первый вечер почти прошел, когда оказались у дверей ее дома на Петроградской стороне. Она повернулась ко мне и предложила запомнить две чертовы дюжины: дом 13, квартира 13, улица Щорса. Заходи в гости!

Восхитительный низкий голос, ни у кого такого не слышал!

Я учился на вечернем отделении, и по утрам был на работе, а вечерами – в институте. Но не смог выдержать долго, и уже через пару дней часов в семь вечера (вместо института) устремился на Петроградскую. Валерия открыла, удивилась и обрадовалась. Пригласила войти. Стала знакомить с родителями. Старикам было лет по сорока.

Павел Семенович, видно, был постарше, белая шевелюра возвышалась над добро сощуренными глазами.

Эльза Иосифовна щурилась по-иному: оценивающе. Предложила садиться за стол. Стол накрыт для чаепития. Но я постеснялся. Позже понимал, что чего-то правильного не сделал, что надо было соглашаться и посидеть вместе за столом. Все смотрел на Валерию, просто не было предмета для глаз более притягательного. И она засобиралась, предложив пойти погулять.

Вскоре мы оказались в парке. Деревья укутались снегом. Ночная тьма местами разрывалась светом фонарей. Крупными хлопьями падал снег.

Мы шли и о чем-то переговаривались. Рассказывал обо всем: о пристрастии к Биттлз, о занятиях культуризмом, о химии, о черчении. Валерия подхватывала – ведь оба учились. Только она – на дневном Энергомашиностроительного факультета, а я – на Радиоэлектроники. Поскольку недалеко отошла пора, когда оба были абитуриентами (а год был редкий в том плане, что поступали в институты два выпуска – после окончания одиннадцатилетки и после окончания десятилетки), много было сказано и про перипетии поступления в институт.